Однажды во время

Додж

Человек сраньшего времени
правления Леонида Ильича Брежнева я познакомился с лесбиянкой. Ее звали Галина и она была наполовину татарка с черной гривой и очень худая. А я просто шел по улице Петровские Линии, это где ресторан Будапешт и кулинария, и случайно вскинул глаза наверх, а на втором этаже этого здания, там где кулинария, там был явно какой-то цех и окна у него были плотно занавешены.
Я не знаю, зачем я посмотрел наверх, очевидно почувствовал чей-то взгляд, - она стояла у единственного открытого окна и была в синем рабочем халате. И когда я на нее посмотрел и даже остановился, она спросила: - "Чего тебе?"
Я сказал: я хочу есть! И тогда она, нисколько не удивившись, сделала мне знак подождать и через пару минут снова появилась в окне и бросила на асфальт сверток. Пахло от него, между прочим, очень вкусно и когда я еще раз посмотрел на нее, она кивнула. А развернув масляную бумагу, я обнаружил кусок кулебяки фабричного производства, однозначно с мясом, от которой даже еще шел пар.
 
А я в брежневские времена ещё училась в школе и даже слова такого не знала - "лесбиянка".
 
я в то время знал только такой лес бианки:

018ed43e-0492-7fa8-8aef-96151d6c03ac.jpg
 
А я в брежневские времена ещё училась в школе и даже слова такого не знала - "лесбиянка".
И старый анекдот про грузинскую школу в детстве не слышала?
— Учитель, а как называется, когда мужчина любит мужчину?
— Пидерастешь, узнаешь.
— А когда женщина женщину?
— Ой, Гоги, не лез би ты не в свое дело…
— А мужчина женщину?
— Стыдно этого не знать. Дрючжба!
 
И старый анекдот про грузинскую школу в детстве не слышала?
— Учитель, а как называется, когда мужчина любит мужчину?
— Пидерастешь, узнаешь.
— А когда женщина женщину?
— Ой, Гоги, не лез би ты не в свое дело…
— А мужчина женщину?
— Стыдно этого не знать. Дрючжба!
Нет конечно. Кто бы мне такое мог рассказать в моём стерильном окружении.
 
Да, так вот. Кулебяка была мною тут же немедленно съедена, а обертку я свернул вчетверо и положил на выступающий карниз окна какого-то учреждения, располагавшегося на первом этаже старинного здания итальянской архитектуры, и закурил. Татарка все это время то появлялась, то исчезала снова, и как только заметила, что я покончил с кулебякой, высунулась и крикнула: эй!
В руке у нее был новый сверток в серой обертке, который она мне велела ловить, но я на этот раз не был достаточно проворен и это шмякнулось на асфальт. Подобрав сверток, я решил перейти узкую улочку на противоположный тротуар, чтобы было лучше видеть и удобнее разговаривать, - так можно было уже по крайней мере не задирать голову слишком высоко, что должно было выглядеть со стороны довольно глупо, и не привлекать тем самым внимание прохожих, а в свертке чувствовалось что-то такое круглое типа колбаски, которую я, даже не докурив и выплюнув сигарету, опять жадно развернул и обнаружил тогда совсем уже для себя неведомый продукт: это был спрессованный в виде колбасы какой-то щербет с орехами.
 
Не обращайте вниманья, маэстро!
Додж, не откладывай продолжение ещё на 4 месяца!
 
А я че... я запросто. Только надо кое-что вспомнить, потому что все-таки это было в те еще времена, когда Леонид Ильич Брежнев в золотых очках на переднем сиденье проезжал ежедневно на работу в Кремль мимо моего дома на черном большом автомобиле Зил-114 в сопровождении лихой охраны и в прилегающих переулках тоже топтались дядьки в пальто, под которым угадывался короткоствольный Калашников. Значит... значит вот что дальше было.

Восточную сладость я кушать на улице, конечно же, не стал, а припрятал на вечер, чтобы как следует дома с чаем, помня о том что в моей маленькой комнатке в большой коммунальной квартире на Арбате уже три дня как не было ничего съестного, но вот домой-то как раз в тот вечер мне попасть уже было не суждено.
 
Та
А я че... я запросто. Только надо кое-что вспомнить, потому что все-таки это было в те еще времена, когда Леонид Ильич Брежнев в золотых очках на переднем сиденье проезжал ежедневно на работу в Кремль мимо моего дома на черном большом автомобиле Зил-114 в сопровождении лихой охраны и в прилегающих переулках тоже топтались дядьки в пальто, под которым угадывался короткоствольный Калашников. Значит... значит вот что дальше было.

Восточную сладость я кушать на улице, конечно же, не стал, а припрятал на вечер, чтобы как следует дома с чаем, помня о том что в моей маленькой комнатке в большой коммунальной квартире на Арбате уже три дня как не было ничего съестного, но вот домой-то как раз в тот вечер мне попасть уже было не суждено.
Так стало быть мы соседи были в Москве.... так как же вас так попортило восточными сладостями?
А вот моя коммуналка была большая... 24 кв. метра на Хлебном переулке. Правда с тараканами и ещё с четырьмя комнатами и четырьмя соседями.
Значит голодал бедный... а работать не пробовал?
 
Из внутреннего кармана куртки, как дорогими духами, восхитительно пахло теперь сказкой тысячи и одной ночи и щербетом с орехами, а в желудке интенсивно усваивалась кулебяка, - так это все началось... Но тогда я еще не мог себе даже представить, что именно начинается, а пока она, как чернявый ангел в черном халате с облака, взирала на меня со второго этажа из окна какого-то цеха на фоне облачно-белой шторы. Она стояла там, подперев голову рукой и смотрела вроде как на меня, но как будто бы и сквозь меня, - смотрела и ждала. Ответила коротко что-то окликнувшему ее там изнутри кому-то невидимому, крикнувшему ей: - "Ну, Ахмерова!" и снова смотрела на меня вниз.

"Ахмерова... татарка..." - подумал я и, показав пальцем правой руки на свои часы на левой, спросил, когда она заканчивает работу, потому что именно это было теперь самым естественным вопросом и именно этого она и ждала.
 
Нет, ну дождь это уже совсем некстати.
-Вообще-то я Гуля, но... можно Галя, - сообщила мне Ахмерова после того как я назвал свое имя, протянул руку и влез под ее зонтик. Татарка какая-то не татарская: узколицая с тонким, как говорят хищным носом и сама такая вся хрупкая и маленькая, что если будет крепко держаться за свой зонт, то и унесет, пожалуй, ветром.
-Пойдем где-нибудь... а то мокро... - предложил я, чувствуя как в левом ботинке вследствие предательской дырявости скопилось уже порядочно воды.
На это Галя отвечала так: -"А вон, в пельменную, тут в переулке, где церковь. Пошли."
И мы пошли. А по дороге я ей честно признался, что сегодня, черт, как назло ни копейки...
-Это я сразу так и поняла.

Пельменная была стоячая с круглыми мраморными столиками, и мы взяли по полторы порции со сметаной и еще какао, а Ахмерова заплатила двадцатипятирублевой бумажкой и небрежно побросала в сумочку сдачу. Я вытащил из внутреннего кармана нагретый уже щербет с орехами и честно разложил на салфетке.
-Слушай, у меня два билета, на Пугачеву, сегодня в Лужниках, вот... - она достала из сумочки кошелек, а из кошелька, - действительно, два билета.
-Как... прямо сейчас? Вот так вот прямо, и это... в Лужники?..
-Ну ты еще раздумывать будешь?
Такси долго не было и мы поймали наконец какого-то водилу на черной "Волге", который, пошевелив немного в раздумьи пальцами, запросил пятерку. У него был грязные ногти.
 
Водила оказался простак и разговорчивый малый: сразу сообщил нам, что был с женой в Сочи и там хорошая погода и что выиграл по билету в денежно-вещевую лотерею за 30 копеек пылесос "Буран", а на повороте с Киевского на Бережковскую набережную его остановил постовой милиционер.
-Ребят, если он спросит, скажите что вы мол из министерства тяжелого машиностроения, хорошо?..- попросил водила и полез в бардачок за удостоверением и путевым листом.
-Здравствуйте товарищ водитель! Сержант Задорожко... - козырнул и представился постовой. -Ну что, халтурим в свободное время?
-Никак нет, товарищ сержант, это из нашего министерства люди, вот можете сами спросить!
- Спросим, спросим, - устало отвечал на это мент и, придерживая рукой фуражку, просунул голову к нам в салон автомашины. - Вы, товарищи, какое отношение имеете?
-Мы это... мы из министерства легкого машиностроения, - сказал я как можно более спокойным тоном.
"Из тяжелого!.." - шепотом поправила Галя.
-То есть ну да, конечно, из тяжелого...
-Я-ясно - протяжно и так же устало отвечал мент и раскрыл свою папку с бумагами. -Ну что, товарищ водитель, протокольчик составлять будем.
Протокольчик составлять не пришлось, потому что в этот момент водила деликатно сунул ему пять рублей, а когда мент не выразил на это никаких эмоций, то добавил еще трешник, после чего уже Задорожко сразу вернул ему удостоверение и попросил ехать осторожно, потому что скользкая дорога.
 
Назад
Верх